Если в нервном и смятенном Гамлете Гилгуда конца 20-х годов болезненно отозвался страх перед новыми испытаниями, надвигавшимися на Европу, то Гамлет Оливье середины 30-х годов, юный красавец-атлет, человек, склонный действовать не раздумывая, готовился к войне без страха и сомненья.
Весьма характерная реплика донеслась в эту пору из Берлина. Среди заправил «третьего рейха» Герман Геринг, женатый на актрисе Эмме Зоннеман, выделялся своеобразной заботой об искусстве. По его воле гениальный дирижер Вильгельм Фуртвенглер возглавил берлинскую оперу, а чрезвычайно одаренный актер Густав Грюндгенс — берлинскую драму. Как пишут западногерманские исследователи творчества Грюндгенса, артист прекрасно понимал тщеславные побуждения Геринга. Нацистский бонза, появляясь на театральных премьерах и горячо аплодируя из своей ложи, хотел «не столько показать „народу" любовь к искусству, сколько просто похвастаться, каких замечательных актеров он имеет». Он-де гордился «своими» актерами точно так же, как своими бесчисленными орденами, звездами и лентами. Грюндгенс же якобы, учитывая психологию чванного «вождя», твердо преследовал собственные благородные и простые цели: стремился создать «хороший, лучший театр».
На деле, однако, Грюндгенсу приходилось применяться к идеологическим требованиям «третьего рейха», и его Гамлет 1936 г.- наглядное доказательство такого рода податливости. В романе Клауса Манна «Мефистофель» саркастически написан портрет Грюндгенса, которого Клаус Манн хорошо знал.
