Интерьер как самоценный вид «перспективного письма» получает в первой половине XIX века широкое развитие в живописи художников круга М. Н. Воробьева, в основе которой лежат четкость и наглядная пространственность архитектурно-линейного чертежа. Обладая высокой ценностью художественного документа, составив целую главу в истории русского архитектурного пейзажа, интерьеры круга Воробьева, однако же, в несравнимо меньшей степени, нежели интерьеры венециановцев, выражают поэтический смысл жанра, его глубинную историко-культурную природу.
Поэтому наследие А. Г. Венецианова и его учеников становится тут преимущественной темой разговора (необходимо, однако же, отметить, что ниже, говоря о «венециановской поре» интерьера мы допускаем методологическую условность. Интерьеры и непосредственных учеников Венецианова, и их подражателей, и просто современников трактуются нами совокупно, поскольку немало общих художественных ориентиров объединяет эти произведения).
Ф.-М. Гране «Внутренний вид хоров в церкви капуцинского монастыря на площади Барберини в Риме» (1818)
По-своему символично, что «перспективное письмо» самого А. Г. Венецианова началось с раздумий над картиной французского живописца Ф.-М. Гране «Внутренний вид хоров в церкви капуцинско-го монастыря на площади Барберини в Риме» (1818), то есть с «обмирщенного» в картине церковного интерьера, из факта культа ставшего фактом культуры.
По сути своей композиция Гране, с ее легким отзвуком романтизма, суховата и протокольна, но как часто в истории искусств бывает, что малые, скромные произведения служат внезапным подспорьем для больших художественных идей! Картина Гране становится для Венецианова стимулом для выражения собственного творческого кредо («сия картина произвела сильное движение в понятии нашем о живописи. Мы в ней увидели совершенно новую часть ее, до того времени в целом не являвшуюся: увидели изображение предметов не подобными, а точными, живыми, … изображающими самую натуру…»).
