Наиболее крупная «картина в картине» оказывается копией с гравюры К. К. Штейбена «Голгофа». Помещенная в непосредственном соседстве с портретом Некрасова (который в своей поэзии аналогичным образом метафорически возвеличил жертвенную судьбу революционера), гравюра придавала главному персонажу оттенок особого нравственного благородства.
Одухотворив стены жилья многозначительными, но решенными монохромно, под сурдинку нюансами,- без всякой программной навязчивости,- Репин обогатил живопись поистине романной протяженностью временной перспективы. Образное пространство зримо выросло вширь и вглубь, утратив покой тихого семейного очага, сюжетно словно перешедшего из уюта «комнатных жанров».
К. А. Сомов Эхо прошедшего времени. 1903 Акварель, гуашь, графитный карандаш Государственная Третьяковская галерея
В образной структуре самых различных произведений русской живописи рубежа веков окружение человека во все большей степени обретает значение, подобное тому, которым обладает главный персонаж (ко многим живописцам могут быть отнесены слова Б. В. Асафьева, сказанные им о портретах В. А. Серова: «Вещи, комната имеют «свою жизнь», «инкрустируя» в себя личность, без них обезличиваемую»).
Так «инкрустируется» во влажный вечерний воздух старинной усадьбы и хрупкая героиня акварели К. А. Сомова «Эхо прошедшего времени» (1903). Тонкая, изысканная графика фигуры по мере движения взгляда вдаль сменяется глухой темнотой помещений — аскетически обнаженных, но не менее психологически ощутимых, чем «говорящие» стены в «Не ждали»,- наконец, пятном зелени, в излюбленном Сомовым щемящем контрасте с передним планом.
Горделиво позирующая дама облачена в платье, вошедшее в моду по меньшей мере лет за сто до написания картины. Этот ретроспективный маскарад в сочетании с болезненной бледностью лица и худобой фигуры, с общей печатью аристократического «благородного вырождения» придает сомовской незнакомке почти что облик фамильного привидения, отрешенного от мира живых, но способного прозябать лишь в окружении «своих» стен, знакомых до последнего пятнышка на обоях.
Мелодия «танца смерти», открытыми всплесками врывающаяся во многие сомовские трагикомические гротески, здесь звучит приглушенно; и кажется, будто все пронизано ощущением сырости, исходящей от старого дома.
